у кого и сомнения быть не может в его выборе. — Из твоей бригады, мама! Ну, в гостях у нас была. Помнишь, папа? Да как же вы…
— Постой, постой, — меняясь в лице, снова бледнея, остановила его Нина Андреевна. — Та самая Марина? Да ты что, Сережа, шутишь?
Точно иглой кольнул этот вопрос.
— Зачем ты так, мама? — проговорил он с обидой. — Я же к вам…
— А знаешь, что у нее ребенок? — еще не веря окончательно в серьезность сыновьего выбора, надеясь тут же, сию минуту, образумить его и все переменить, почти крикнула она.
— Да при чем здесь…
Но мать не дала ему говорить.
— Ты подумай, подумай хорошенько, кто она, — ожесточаясь, почти уже не владея собой, все больше бледнея — даже уши повосковели, втолковывала Нина Андреевна сыну. — Ни образования, ни кругозора, ребенок неизвестно от кого, у баптистов в секте была… Ну почему, почему она? Что, мало хороших девушек? У вас же в школе. Хотя бы эта… Как ее… Алла Матвеевна. Да мало ли… Ты и сам поймешь. Пройдет время — и поймешь. Мы же тебе…
— Постой, Нина, — остановил жену Федор Иванович. — Сама-то подумала, что говоришь? При чем тут образование, ребенок, секта? В этом деле одна только любовь при чем.
Но где уж там — его слова только масла в огонь подлили.
— Какая любовь? — уже со слезами, с платком у дрожащего рта, говорила Нина Андреевна. — Какая любовь? Да ты, Сережа, по книжкам про любовь знаешь. А в жизни по-другому. Это поначалу только кажется, что навеки. А потом угар пройдет, одна горечь останется. Локти будешь кусать — а поздно, не поправишь…
Не возразив ничего, не дослушав, Сергей молча ушел из дому. Ощущения неловкости, напряженности, стыда, обиды и безотчетной горькой вины смешались в нем и давили грудь, стесняли дыхание.
Он шел быстро, не разбирая дороги, не думая, куда идет, не замечая редких в этот предвечерний час прохожих.
Почему мама так восприняла его сообщение? Ведь она сама тепло, по-доброму отзывалась о Марине, участливо отнеслась к ней… И вдруг, как толчок, как стремительный и неожиданный удар, пришло к нему объяснение. Сергей даже остановился посреди тротуара. Ну, конечно, все дело в этом: она любила и жалела Марину, пока та была просто членом ее бригады, но стоило коснуться Сергеи, как все взбунтовалось в ней. Марина хороша сама по себе, хороша для кого угодно, только не для ее родного сына! Как часто мы безжалостно, бескомпромиссно, с высоких позиций судим чужого человека, как любим давать советы, поучать, пока дело не коснется лично нас. А уж коль коснулось, мы теряем принципиальность, и совесть словно бы немеет. «Она сказала: по книжкам, — обретая успокоенность, думал Сергей. — Да, по книжкам. Но это были хорошие книжки, и я благодарен им».
Оглянувшись, он увидел, что стоит на той самой окраинной улице, неподалеку от того самого дома, куда и собирался сегодня идти. Это намерение все время жило в нем и вело, разгоряченного, куда надо.
Было ясно, что он опоздал. Едва поднявшись по скрипучему деревянному крыльцу и толкнув дверь, Сергей услышал нестройное пение:
Мы слабые созданья И немощей полны, Мы добрые желанья Исполнить не сильны…
В комнате тесно сидели одни почти женщины. Только впереди, лицом к собравшимся восседал за столом, крытом белой скатертью, незрячий белобородый старец. Перед ним рядышком сидели двое мужчин и мальчик. Сергей тихо прикрыл за собой дверь и остался стоять у стены.
Женские голоса выводили скорбно:
Мужчины нас сильнее, И все же иногда Колеблются, слабея Под ношею труда.
Старец, вскинув голову, слушал просветленно, с упоением, кивал в такт, и седая борода его трепетала. Белые пустые глаза тоже казались седыми.
А женщины и девы Слабее и душой, И им, как дщерям Евы, Труднее путь земной.
Смотреть в женские затылки было неинтересно, и Сергей жадно, неотрывно следил за живым, чутким лицом слепого. Каждой черточкой отзывалось оно на происходящее в комнате. Едва смолк женский хор, старик умильно сказал:
— Хорошо, сестры, любо, душевно. Слышал Христос ваше пение, всенепременно вспомнит о вас в день пришествия, найдет и препроводит в царство небесное. А день этот близок, по всему видно. Хладеют люди к вере, отходят братья и сестры от Христова стада. Греховным сном спят, не ведая, что Христос уже собрался наведаться к нам. Так какими же он найдет нас? Думайте об этом. Вот сестра Мария, заблудившись было, снова вернулась к братьям и сестрам своим…
Он еще что-то говорил тихим своим голосом, но Сергей уже не слышал ничего. Весь подавшись вперед, он смотрел на Марину. Она сидела в углу, возле старинного комода, прижав дочку к груди. Платок сполз с головы на плечи, открыв полыхающую жаром щеку, и Сергей, мгновенно поняв, как мучительно тяжело ей сейчас и что только он один может помочь и вызволить ее, пошел через комнату, отстраняя кого-то, протискиваясь между стульями.
Онисим умолк, не понимая, что произошло, чутко прислушиваясь к возникшему шуму.
Обернувшись и увидев Сергея, Марина поднялась и отступила, прижалась спиной к комоду, рукой прикрыла, отвернула к себе головку дочери. Этот ее непроизвольный защищающий жест поразил Сергея.
— Марина! — воскликнул он. — Пойдемте отсюда! Скорее пойдемте отсюда! — и протянул к ней руки.
Будто под гипнозом, Марина шагнула ему навстречу.
Выводя ее за руку, Сергей вспомнил о мальчике, поискал его глазами, но стул в первом ряду был пуст. На мгновение Сергей встретился взглядом с Иринарховым и увидел растерянность, испуг, но тут же забыл и о нем, и о слепце. Рядом была Марина, трепетная рука ее
